Существуют два вида познания. Познание как процесс и как форма духовной деятельности . Как форма духовной деятельности оно существует в обществе с момента его возникновения, проходя с ним определенные этапы развития. На каждом из этапов процесс познания осуществляется в многообразных и взаимосвязанных социально-культурных формах, выработанных в ходе истории человечества. Следовательно, познание как целостный феномен нельзя сводить к какой-либо одной форме, даже такой важной, как наука.
На ранних этапах развития истории человечества существовало обыденно-практическое познание , заложившее элементарные сведения о природе, а также о самих людях, их условиях жизни, общении, социальных связях и т. д. Основой данной формы познания был и опыт повседневной жизни, практика людей.
Исторически первая форма – игровое познание как важный элемент деятельности не только детей, но и взрослых. В ходе игры человек развивает активную познавательную деятельность, приобретает большой объем новых знаний, впитывает в себя богатства культуры: деловые игры, спортивные игры, игра актеров и т. п.
Важную роль на начальном этапе истории человечества играло мифологическое познание . Оно представляет собой фантастическое отражение реальности, является бессознательно-художественной «переработкой» природы и общества народной фантазией. В рамках мифологии вырабатывались определенные знания о природе, космосе, о самих людях, их условиях бытия, формах общения и т. д.
Также в рамках мифологии зарождается художественно-образная форма познания , которая в дальнейшем получила выражение в искусстве. Хотя оно специально и не решает познавательных задач, но содержит в себе достаточно мощный гносеологический потенциал. Художественно осваивая действительность в различных своих видах, удовлетворяя эстетические потребности людей, искусство одновременно познает мир, а человек творит его, в том числе и по законам красоты.
Одними из древних форм познания являются философское и религиозное познания . Религиозное, будучи фантастическим отражением действительности, содержит в себе определенные знания о ней, хотя нередко и превратные. В религиозном познании эмоциональное отношение к миру соединяется с верой в сверхъестественное.
Говоря о многообразии форм познавательной деятельности, нельзя обойти вниманием достаточно известную концепцию личностного знания , разработанную британским ученым М. Полани. Он подразумевал под знанием активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства и особых инструментов. Поскольку науку делают люди, то получаемые в процессе научной деятельности знания (как и сам этот процесс) не могут быть деперсонифицированными.
Типологизация знания может быть проведена по самым различным основаниям (критериям). В этой связи выделяют например знания рациональные и эмоциональные, феноменалистские (качественные концепции) и эссенциалистские (вооруженные в основном количественными средствами анализа), эмпирические и теоретические, фундаментальные и прикладные, философские и частнонаучные, естественно-научные и гуманитарные, научные и вненаучные и т. д.
Теория познания, или гносеология – это раздел философии, в котором изучаются природа познания и его возможности, отношение знания к реальности, выявляются условия достоверности и истинности познания. Познание можно определить как совокупность процессов, обеспечивающих человеку возможность получать, перерабатывать и использовать информацию о мире и о себе. В истории философии вплоть до XIX в. определение понятия «познание» устанавливалось чаще всего путем сопоставления знания с мнением и верой. В XX в. познание тоже оказалось производным от знания, причем крен в сторону истинного, научного знания усилился. Наиболее приемлемым можно считать подход к познанию с позиции типов деятельности в пределах субъектно-объектных отношений. Деятельность субъекта расчленяется, как известно, на три основных типа: практическую, ценностно-ориентационную и познавательную. Необходимо сопоставить последний тип с двумя предыдущими. В отличие от практической познавательная деятельность есть духовная деятельность которая по себе не изменяет вещественно-субъектные, материальные системы, не преобразует природу и общество. В пределах же духовной деятельности в отличие от духовной ценностно-ориентационной деятельности познание дает информацию не о ценностях, а о сущностях; акт оценки, включенной в эту деятельность, есть осознание того, что те или другие явления могут удовлетворять наши потребности и интересы. В отличие от этой деятельности познание есть деятельность по получению, хранению, переработке и систематизации осознанных конкретно-чувственных и понятийных образов. Знание же – результат познания. Видов познания будет столько же, сколько и видов знания. Виды познания: обыденное, религиозное, мифологическое, художественное, научное, эмпирическое, теоретическое и др. Путь познания имеет свою собственную эволюцию от способа отражения через способ познания к научному методу. Эта эволюция принимает во внимание средства элементарного отражения, которые в основном одинаковы у человека и животного и различаются по степени развития. Осознание человеком способа познания добавляет к его структуре новые элементы: понятийный аппарат, систему общелогических приемов познания, категориальный каркас познания и его регулятор в виде системы принципов и логики познания. Метод познания – это творческая лаборатория субъекта познания, ориентированная на способы самодвижения и саморазвития объекта познания. Метод определяется природой объекта и уровнем его освоения. Выделяют общелогические приемы познания (анализ, синтез, абстрагирование, обобщение, индукция и дедукция, аналогия и моделирование), методы чувственного познания (наблюдение, описание, измерение, эксперимент) и рационального (идеализация, формализация, аксиоматический, гипотетико-дедуктивный, метод мысленного эксперимента, единства исторического и логического) уровней познания. Также существуют формы научного и вненаучного познания.
Явления или процессы, на которые направлена познавательная активность людей, называют объектом познания. Тот, кто осуществляет познавательную деятельность, становится субъектом познания . Это могут быть индивид, группа, общество в целом. В истории философии сложилось несколько моделей гносеологических отношений субъекта и объекта. Одна из первых принадлежит древнегреческому мыслителю Демокриту . У него субъект фигурирует не как объект познания, а как его образ. Образ – тончайшая оболочка тела, материальная копия объекта. Оторвавшись от тела, он обретает самостоятельность. Образы исходят от всех вещей, растений и живых существ вследствие их энергичного движения и теплоты. Образ, достигая органов чувств, вызывает соответствующие ощущения. Представители философии объективного идеализма ссылались на «непосредственную данность» объекта в мысли субъекта. Чувственному миру, возникающему на время, исчезающему насовсем, древнегреческий философ Платон противопоставляет идеальный мир как действительный и реальный. Г. Лейбниц отрицает субстанциональную пропасть между Богом и миром, утверждает принцип «предустановленной гармонии» как логической взаимосвязи всех вещей мира, непрерывности их развития и совместимости. Г. Гегель свое гносеологическое отношение к миру выстраивает на базе принципа тождества мышления и бытия, тождества логического и исторического. В условиях тождества бытия и мышления взаимосвязь субъекта с окружающим миром сводится к его чистой духовной активности. Объект же превращается в проявление, форму этой активности. Познание рассматривается как процесс конструирования объекта усилиями человеческого ума, субъекта, вне рамок его чувствительной деятельности. Далеко не продвинулись представители философии материализма, рассматривавшие связь субъекта и объекта как чисто физическое отношение. При этом познание видится как результат одностороннего воздействия объекта на субъект. А в отношении между субъектом и знанием возникает проблема оценки знаний, определения их достаточности для решения конкретной проблемной ситуации. В отношении между знанием и объектом как источником знания есть свои проблемы. Это вопросы истины знания, ее критерия. Всякое знание всегда интенционально, т. е. направлено на свой объект. Вопрос о соотношении образа и предмета, знания и реальности является основным вопросом гносеологии. Формой, связующей отношение субъекта и объекта, является образ. Образ субъективен по восприятию, но объективен по содержанию. В истории философии сложились три варианта связи образа и объекта: образ есть совокупность наших ощущений (позиция субъективного идеализма); образ есть постижение разумом объективно существующих идей (объективный идеализм); образ есть субъективное освоение объективной действительности, существующей независимо от сознания субъекта (материализм). По отношению к субъекту образы подразделяются на чувственные и рациональные. По отношению к объекту делятся на информационные и проективные. Из этого следует, что познание – сложный процесс, включающий различные формы субъективного освоения объективной действительности.
Дух (от лат. spiritus – «дуновение, дыхание, запах») – в широком смысле – идеальное сознание как высшая форма психической деятельности; в узком смысле однозначно с понятием мышления.
Представители различных течений философии выделяют субъективный дух (субъект, личность, индивидуум), абсолютизация которого ведет к субъективному идеализму, и объективный дух (сознание, оторванное от человека и мистифицированное в качестве самостоятельной силы), признание первичности которого ведет к объективному идеализму.
Античные философы рассматривали дух как теоретическую деятельность (например, для Аристотеля высшей формой деятельности духа являются мышление о мышлении, наслаждение теорией). Однако дух понимался и как сверхразумное начало, познаваемое непосредственно, интуитивно (М. Плотин ) . Такая точка зрения внешне близка религиозной идеологии, согласно которой дух – Бог, сверхъестественная сущность, лишь предмет веры.
Немецкая классическая философия подчеркивает активность духа, рассматривая его как деятельность самосознания. Г. Гегель понимал дух как единство самосознания и сознания, осуществляемое в разуме как единство практической и теоретической деятельности: бытие духа есть его деяние, хотя это деяние понимается только как познание. Дух по Гегелю преодолевает природное, чувственное и поднимается до самого себя в процессе самопознания. Материалистическая философия рассматривает дух как вторичное по отношению к природе. Для античных материалистов дух есть наиболее разумная часть души, разлитая по всему телу.
Материалисты XVII–XVIII вв. (Т. Гоббс, Ж. О. Ламетри ) понимали дух лишь как комбинацию ощущений в целом, как разновидность чувственного познания. Диалектический материализм не сводит духовное к простой сумме ощущений и отвергает представление о нем как о чем-то существующем независимо от материи. Духовное – это высокоорганизованная материя, результат общественно-исторической практики людей. Общественное сознание выступает как отражение общественного бытия. В то же время она активно воздействует на общественное бытие, на практическую деятельность человечества.
Представления о духе в истории философской мысли связаны со взглядами на природу человека. Философы Античности, особенно натурфилософы, рассматривали человека как образ космоса, микрокосмос. Начиная с Сократа , они считали человека двойственным существом, состоящим из тела и души. Платон соотносил душу с идеей, Аристотель считал душу формой. В Средневековой философии главное размежевание происходит не столько между телом и душой человека, сколько между «плотским человеком» и «духовным человеком». Природа человека понимается как трехчастная: тело – душа – дух. Духовность человека состоит в его совести, причастности к Божественному посредством веры, надежды и любви.
Развитая в средневековой философии позиция находит свое продолжение в православной, католической и протестантской концепциях человека, т. е. в рамках основных вероисповеданий христианства.
Материя (от лат. material – «вещество») – философская категория для обозначения некой пространственной телесности, «мертвое вещество», противоположное жизни, душе и духу. В области мировоззрения она оформилась как материализм, а в сфере науки – как естествознание. Это объективная реальность, которая существует независимо от сознания и отражается в нем. Материя – это бесконечное множество всех существующих явлений, объектов и систем, субстрат всех многообразных свойств, взаимодействий и форм движения. Материя существует во множестве конкретных форм, каждая из которых обладает многообразием свойств и взаимодействий, сложным строением и является элементом более общей системы. Поэтому было бы неправильно понимать материю как таковую, как некоторую неизменную первичную субстанцию вне ее конкретных форм. Сущность материи раскрывается через ее многообразные свойства и взаимодействия, познание которых и означает познание самой материи. Чем более сложной является материя, тем более разнообразны и дифференцированы ее взаимосвязи и свойства. На высшем уровне сложности, в связи с появлением разумных существ некоторые из свойств материи, такие как сознание, кажутся необычными, непохожими на неё и на первый взгляд представляются не связанными с ней. Утверждение безусловности такого представления, неспособность раскрыть связь сознания с материей постоянно приводили к возникновению различных монистических и дуалистических учений.
В диалектическом материализме противопоставление материи и сознания условно. Оно имеет смысл только для постановки и решения основного вопроса философии, а за его пределами утрачивает абсолютное значение, поскольку сознание, общественные идеи и так далее могут выступать в отношении какого-либо материального процесса как нечто определяющее его и в этом смысле первичное. Активная преобразующая деятельность общества приводит к тому, что в окружающем нас мире определенная группа материальных объектов: средства производства, здания, продукты химического синтеза, предметы потребления и т. п. – по своему происхождению и форме организации в какой-то мере зависят от сознания человека, поскольку в них воплощается человеческий замысел. По мере развития науки и техники будет все более расширяться множество материальных объектов, свойства, формы организации и даже происхождение которых будут зависеть от преобразующей сознательной деятельности людей.
Философское понимание материи как объективной реальности конкретизируется и дополняется естественно-научными воззрениями на строение и свойства материи. Но было бы неправильно отождествлять материю как философскую категорию с теми или иными воззрениями на строение материи, так как они изменяются в зависимости от новых открытий науки, в то время как философское определение материи остается незыблемым. Точно так же ошибочно отождествлять материю как философскую категорию с каким-нибудь конкретным ее видом, например с веществом.
Сознание как философский термин – высшая, свойственная только человеку форма отражения объективной действительности. Сознание – это совокупность психических процессов, активно участвующих в осмыслении человеком объективного мира и своего собственного бытия. Оно возникает в процессе трудовой, общественно-производственной деятельности людей и неразрывно связано с языком, таким же древним, как сознание.
Человек с рождения попадает в мир предметов, созданных руками предков, и формируется как таковой лишь в процессе обучения по их использованию. Способ отношения человека к действительности определен не его телесной организацией (как у животных), а приобретаемыми через общение с другими людьми навыками предметных действий. Овладевая исторически выработанными способами предметной деятельности, особенно языком, человек получает объективное знание о свойствах предметов мира. Человек выделяется и противопоставляет себя объективной действительности благодаря целенаправленным действиям, т. е. его активная жизнедеятельность направляется представлениями или знаниями о реальных свойствах объектов. Именно потому, что человек относится к объектам с пониманием, со знанием, способ его отношения к миру и называется сознанием.
Без понимания и знания, которые несут с собой общественно-историческая предметная деятельность и человеческая речь, нет и сознания. Любой чувственный образ предмета, любое ощущение или представление постольку являются частью сознания, поскольку они обладают определенным смыслом в системе приобретенных через общественную деятельность знаний. Знания сохраняемые в языке, направляют и дифференцируют чувства человека, волю, внимание и другие психические акты, объединяя их в единое сознание. Знания, накопленные историей, политические и правовые идеи, достижения искусства, мораль, религия и общественная психология представляют собой сознание общества в целом. Однако нельзя отождествлять сознание только с логическим мышлением. Вне чувственно-волевой, активной деятельности всей сферы психического мышления вообще не существует. Если бы человек только производил одну за другой логические операции, но на практике не ощущал, не чувствовал, не переживал бы постоянного соотнесения значения своих понятий с активными действиями и восприятиями действительности, то он не понимал бы и не осознавал ни действительности, ни себя самого, т. е. не обладал бы ни сознанием, ни самосознанием. Однако нельзя отождествлять понятия «психика» и «сознание», т. е. нельзя считать, что все психические процессы у человека в каждый данный момент включены в сознание. Ряд психических переживаний может находиться определенное время как бы за порогом сознания. Сознание, впитывая в себя исторический опыт, знания и методы мышления, выработанные предшествующей историей, осваивает действительность идеально, ставя при этом новые цели, задачи, создавая проект будущих орудий, направляя всю практическую деятельность человека.
Движение в широком смысле слова – любое изменение, в узком смысле – изменение положения тела в пространстве, важнейший атрибут, способ существования материи. Движение включает в себя все происходящие в природе и обществе процессы. В самом общем виде движение – это изменение в обществе, всякое взаимодействие материальных объектов. В мире нет материи без движения, как не может быть и движения без материи. Движение материи абсолютно, тогда как всякий покой относителен и представляет собой один из моментов движения. Поскольку мир бесконечен, то всякое тело участвует в бесконечном множестве форм движения. Качественная устойчивость тел и стабильность их свойств также представляют собой проявления относительного покоя. Но данная устойчивость обусловлена особым типом взаимодействия микрочастиц в теле. Тем самым она выступает как результат движения микрочастиц.
Таким образом, движение определяет свойства, структурную организацию и характер существования материи. Движение материи многообразно по своим проявлениям и существует в различных формах. В процессе развития материи появляются качественно новые и более сложные формы движения. Но даже механическое перемещение не является абсолютно простым. В процессе перемещения тело непрерывно взаимодействует с другими телами через электромагнитное и гравитационное поля и изменяется при этом. Так, теория относительности А. Эйнштейна указывает, что с увеличением скорости движения происходит возрастание массы тел. Всякое движение включает в себя взаимодействие различных форм движения и их взаимные превращения. Оно так же неисчерпаемо, как и сама материя. Движение материи представляет собой процесс взаимодействия противоположностей. Так, механическое движение выступает как единство прерывности и непрерывности пространства и времени; электромагнитное, ядерное и гравитационное движения основаны на единстве противоположных процессов поглощения и излучения микрочастицами квантов электромагнитного, ядерного и гравитационного полей; химическое движение включает в себя ассоциацию и диссоциацию атомов и т. д. Бесконечное самодвижение материи в космосе также выступает как результат единства противоположных процессов рассеяния материи и энергии (в ходе эволюции звезд) и их обратной концентрации, ведущей в итоге к возникновению звезд, галактик и других форм материи.
Если движение материальной системы подчиняется некоторому единому закону и включает в себя целостное изменение системы, то оно выступает как процесс ее развития. При восходящем развитии происходят усложнение связей, структуры и форм движения материальных объектов, прогрессивное преобразование от низшего к высшему. Нисходящее развитие выражает деградацию и распад системы, упрощение форм ее движения. Движение является более общим понятием, чем развитие, поскольку оно включает в себя всякое изменение, в том числе нынешнее и случайное, не соответствующее внутреннему закону развития системы.
Историко-культурный экскурс. Игра как способ познания и как способ познания отношения (Йохан Хейзинга)Проблема использования игр в обучении возникла уже давно. Игровое обучение имеет глубокие исторические корни. Известно насколько игра многогранна, она обучает, развивает, воспитывает, социализирует, развлекает и дает отдых. Но исторически одна из первых ее задач – обучение. Не вызывает сомнения, что игра практически с первых моментов своего возникновения выступает как форма обучения, как первичная школа воспроизводства реальных практических ситуаций с целью их освоения. С целью выработки необходимых человеческих черт, качеств, навыков и привычек, развития способностей. Еще в древних Афинах (VI–IV вв. до н.э.) пафос практики организованного воспитания и обучения пронизывал принцип соревнования. Дети, подростки, юноши постоянно состязались в гимнастики, танцах, музыке, словесных спорах, самоутверждаясь и оттачивая свои лучшие качества. Тогда же зародились военные игры – маневры, штабные учения, разыгрывание «боев». В Х веке в школах среди методов обучения также популярны были состязания школьников, в частности, в риторике. Рутинное обучение выглядело так: учитель читал, давал образцы толкования, отвечал на вопросы, организовывал дискуссии. Учащиеся учились цитировать на память, делать пересказ, комментарий, описания, импровизации. В Западной Европе в эпоху Возрождения и Реформации к использованию принципов игрового обучения призывали Т. Кампанелла и Ф. Рабле. Они хотели, чтобы дети без труда и как бы играя, знакомились со всеми науками. В XVII в. Я.А. Коменский призывал все «школы – каторги», «школы-мастерские» превратить в места игр. Всякая школа, по его мнению, может стать универсальной игрой и надо все осуществлять в играх и соревновании, сообразуясь с возрастом в школе детства, отрочества, юности и т.д. Джон Локк рекомендовал использовать игровые формы обучения. Ж.-Ж. Руссо, ставя задачи гражданского воспитания человека, предлагал программу педагогических мероприятий: общественно полезный труд, совместные игры, празднества. Как педагогическое явление игру одним из первых классифицировал Ф. Фребель, теория игры являлась основой его педагогической теории. Подметив дидактичность игры, он доказал, что игра способна решать задачи обучения ребенка, давать ему представление о форме, цвете, величине, помогать овладевать культурой движения. Дальнейшее развитие игровых форм обучения и их изучение показало, что с помощью игры решаются практически все педагогические задачи. Немецкий психолог К. Гросс, первым в конце XIX в. предпринявший попытку систематического изучения игры, называет игры изначальной школой поведения. Для него, какими бы внешними или внутренними факторами игры не мотивировались, смысл их именно в том, чтобы стать для детей школой жизни. Игра объективно – первичная стихийная школа, кажущийся хаос которой предоставляет ребенку возможность ознакомления с традициями поведения людей, его окружающих.
Особую роль в современном становлении игрового обучения сыграло стихийное развитие игротехнического движения, опиравшегося в первую очередь на использование деловых игр, которые послужили основой для развития большой группы методов обучения, получивших название методов активного обучения. Теоретически их использование было обосновано в ряде концепций, в первую очередь в теории активного обучения. Первая деловая игра была разработана и проведена М.М. Бирштейн в СССР в 1932 г. Метод был подхвачен и сразу получил признание и бурное развитие. Однако в 1938 г. деловые игры в СССР постигла участь ряда научных направлений – они были запрещены. Их второе рождение произошло только в 1960-х гг., после того как появились первые деловые игры в США (1956 г., Ч. Абт, К. Гринблат, Ф. Грей, Г. Грэм, Г. Дюпюи, Р. Дьюк, Р. Прюдом и другие).
Блестящий исследователь игры Д.Б. Эльконин полагает, что «игра социальна по своей природе и непосредственному насыщению и спроецирована на отражение мира взрослых». Называя игру «арифметикой социальных отношений», Эльконин трактует игру как «деятельность, возникающую на определенном этапе, как одну из ведущих форм развития психических функций и способов познания ребенком мира взрослых».
Отечественные психологи и педагоги процесс развития понимали как усвоение общечеловеческого опыта, общечеловеческих ценностей. Об это писал Л.С. Выготский: «Не существует исходной независимости индивида от общества, как нет и последующей социализации».
Итак, игра воспроизводит стабильное и новационное в жизненной практике и, значит, является деятельностью, в которой стабильное отражают именно правила и условности игры – в них заложены устойчивые традиции и нормы, а повторяемость правил игры создает тренинговую основу развития ребенка.
Новационное же идет от установки игры, которая способствует тому, чтобы ребенок верил или не верил во все, что происходит в сюжете игры. Во многих играх «функция реального» присутствует то ли в виде срезовых условий, то ли в виде предметов – аксессуаров, то ли в самой интриге игры. А.М. Леонтьев доказал, что «ребенок овладевает более широким, непосредственно недоступным ему кругом действительности, только в игре. Забавляясь и играя, ребенок обретает себя и осознает себя личностью. Для детей игра – сфера их социального творчества, полигон его общественного и творческого самовыражения. Игра необычайно информативна и многое «рассказывает самому ребенку о нем. Игра – путь поиска ребенком себя в коллективах сотоварищей, в целом в обществе, человечестве, во Вселенной, выход на социальный опыт, культуру прошлого, настоящего и будущего, повторение социальной практики, доступной пониманию. Она уникальный феномен общечеловеческой культуры, ее исток и вершина. Ни в каких видах деятельности человек не демонстрирует такого самозабвения, обнажения своих психофизиологических, интеллектуальных способностей, как в игре. Игра – это регулятор всех жизненных позиций ребенка. Школа игры такова, что в ней ребенок – и ученик, и учитель одновременно».
Обучающие игры занимают важное место среди современных психолого-педагогических технологий обучения. Сегодня в России, в США, в других развитых странах нет такого учебного заведения, в котором не использовались бы деловые игры или игровые методы обучения.
Из раскрытия понятия игры педагогами, психологами и педагогами различных научных школ можно выделить ряд общих положений:
1. Игра выступает самостоятельным видом развивающей деятельности детей разных возрастов.
2. Игра детей есть самая свободная форма их деятельности, в которой осознается, изучается окружающий мир, открывается широкий простор для личного творчества, активности самопознания, самовыражения.
3. Игра – первая ступень деятельности ребенка дошкольника, изначальная школа его поведения, нормативная и равноправная деятельность младших школьников, подростков, юношества, меняющих свои цели по мере взросления учащихся.
4. Игра есть практика развития. Дети играют, потому что развиваются, и развиваются потому, что играют.
5. Игра – свобода самораскрытия, саморазвития с опорой на подсознание, разум и творчество.
6. Игра – главная сфера общения детей; в ней решаются проблемы межличностных отношений, приобретается опыт взаимоотношений людей.
Возникшая в советской системе образования теория воспитывающего обучения активизировала применение игр в дидактике дошкольных систем, но практически не вывела игры на учащихся, подростков и юношества. В России дидактическое значение игры доказывал еще К.Д. Ушинский. Педагогический феномен игры учащихся истолкован в трудах А.С. Макаренко и В.А. Сухомлинского.
Во многом феномен игровой деятельности объясним тем местом, которое она занимает в культуре, выполняя целый ряд функций. Игровая концепция культуры целостно была сформулирована нидерландским историком и философом-идеалистом Йоханом Хейзингом в работе «Человек играющий». Она рассматривает игру как первооснову культуры, которая возникает и развертывается в игре, носит игровой характер. Игра – это всеобъемлющий способ человеческой деятельности, универсальная категория человеческого существования. Игра – это не манера жить, а структурная основа человеческих действий. А для того, чтобы игровое содержание культуры было культуросозидающим, оно должно оставаться чистым. Цель игры – в ней самой. Игра сама по себе, в самом начале, лежит вне сферы нравственных норм. Она не может быть ни дурной, ни хорошей. Нравственный, так же как и безнравственный, поступок совершается по тем или иным правилам той или иной игры. В сущности, игра несовместима с насилием. Именно нравственные поступки свидетельствуют о должном соблюдении «правил игры». Ведь нравственность есть не что иное, как укорененная в прошлом традиция. Безнравственность, с данной точки зрения, это намеренно избранное положение «вне игры», т.е. нечто абсурдное по определению.
Говоря об игровом факторе, Й. Хейзинга убедительно показывает его чрезвычайную действенность и чрезвычайную плодотворность при возникновении всех крупных форм общественной жизни. Будучи ее существенным импульсом, игровые состязания, более древние, чем сама культура, исстари наполняли жизнь и, подобно дрожжам, способствовали росту и развитию форм архаической культуры. Культ рос в священной игре. Поэзия родилась в игре и продолжала существовать в игровых формах. Музыка и танец были чистой игрой. Мудрость и знание обретали словесное выражение в освященных обычаем играх, проходивших как состязание. Право выделилось из игр, связанных с жизнью и отношениями людей. Улаживание споров оружием, условности жизни аристократии основывались на игровых формах. Поэтому вывод здесь может быть только один: культура, в ее первоначальных фазах, играется. Она не произрастает из игры, она развертывается в игре и как игра.
Каждый ребенок, независимо от основного канала восприятия информации, в возрасте до 6-7 лет познает мир через игру. Этот способ познания нового становится основным видом деятельности ребенка. Содействие взрослых этому процессу и обучение различным новым видам игрового проведения времени является важным этапом в жизни.
Иногда бывает сложно понять всю важность игры для ребенка, и некоторые родители пренебрегают временем, которое ребенок проводит в игре, оставляя его один на один. Но это неверный выбор. Находиться рядом с ребенком, показывать ему новые варианты и составлять ему компанию в игре — важный аспект для успешного развития. Через игру ребенок переосмысливает и усваивает весь опыт, который им получен за день. Происходит принятие и запоминание правил и принципов правильного поведения.
Родители должны понимать, что разные игры способствуют развитию различных сфер жизни ребенка. Нужно соблюдать баланс разных видов игр. При необходимости обучать ребенка новым видам. Важно, чтобы ребенок использовал в игре занятия по возрасту и своевременно получал необходимые новые предметы для изучения.
Развитие уверенности в себе через понимание того, что ребенок самостоятельно может что-то сделать.
Кроме игрового познания окружающего мира существенную роль в формировании личности ребенка представляют действия, направленные на решение какой-либо практической задачи. Деятельное познание окружающего мира в возрасте до 2-х лет проходит через деструктивное поведение, которое выражается в стремлении познать все изнутри и на ощупь. Дети стремятся все сломать, разобрать и изменить форму.
Уже после двух лет деятельное познание окружающего мира начинает развиваться по пути созидания. Интерес начинает вызывать создание нового предмета из частей, выявление качеств и свойств при их соединении и смешении.
Прекрасной помощью ребенку в деятельном познании мира является приучение его с младшего возраста к физическому труду, направленному на преображение окружающей действительности. Разрешайте вашему ребенку помогать вам в работе по дому. Уже в 4-5 лет у малыша могут быть его личные обязанности. Это может быть сервировка стола к ужину или сбор собственных игрушек и подготовка комнаты ко сну. Наличие обязательных занятий, которые не сложно выполнить позволяет воспитать в ребенке обязательность и ответственность.
Ознакомление с окружающей природой через труд позволяет ребенку понять основные законы жизни и проникнуться теплыми чувствами к окружающему миру. Позвольте помочь вам в работе на даче или при уходе за комнатными растениями. Сначала показывайте и рассказывайте, что вы делаете.
В возрасте 2-3 лет ребенку можно предложить помочь вам в простых способах ухода за растением. В 4-5 лет можно предложить ребенку выбрать себе свой цветок, за которым он должен ухаживать. Это поможет воспитать в ребенке чувство ответственности за кого-то, необходимость регулярных действий приучит к труду.
Отдельно нужно отметить положительное влияние, оказывающее на развитие ребенка, общение с животными и уход за ними. Наблюдая за представителями животного мира, их взаимоотношениями, изучая особенности конкретных видов, ребенок постигает огромное количество информации о мире и его разнообразии. Наличие домашних животных способствуют формированию бережного отношения и доброты по отношению к другим живым существам.
Наша взрослая жизнь и поведение – отражение нашего детства и того окружения, которое было рядом ежедневно. Заложенное нашими родителями принятие или отторжение мира является основополагающим фактором в успешности конкретного человека.
Казалось бы, постановка вопроса именно в таком виде не имеет права на существование: как можно с помощью игры осуществлять познания, может ли игра быть методом познания? Это первичные вопросы обсуждения, которые мы полностью поддерживаем в области однозначности понятия методологии, метода. Но за этой однозначностью, углубляясь в вопросы критико-философского плана методологии познания, мы внезапно среди всех прочих форм сомнений и теорий, вдруг сталкиваемся с эмпирически заданным фактом в отношении нашего вопроса.
Игра как область бытия методологии, более того, игра как то, что и есть метод познания, метод структурирования знания. Данный факт застает нас везде, начиная от играющего ребенка, и трактовки его бытия через теорию игр и заканчивая высокосложными формами познания в рамках высшей школы, которые так же обретают себя в форме непосредственной игры(экзамены, деловые игры и прочее).
Далее мысль увлекается историческим аспектом проблемы, и мы уже не можем найти какой-либо эпохи, какого-либо народа, какого-либо человека, который бы смог избежать в области коммуникации (корреспондирование значения как части познания) игрового элемента. Маска сатира в Греции (perи sona), священность писцов Египта, агональность софистики, пайдейя, алхимики и прочее, и прочее. Факт застает и ошеломляет.
Известное, но не осмысленное - человек лжет порядка 200 раз в день, каждый человек , игра это или все-таки та самая серьезность? А то, что известно каждому: несколько смоделировать, приукрасить, внушить себе.…
А судебные процессы, а парики, а мантии, а невинная игра, а любовь, ухаживание, а …перечень вряд ли конечен. Игра застает всюду, игра видится везде, и вы уже готовы воскликнуть «мир – театр, а ludiв нем актеры», но что-то вас останавливает.
Останавливает само познание, трансформированное в своей статике в знание о тысячах преступлений, о сотне тяжелых ситуаций, прошлое, безрадостное настоящее, коварство, месть, предательство и прочее - мир полон таинства идей и самой острой грусти. И это тоже игра?
Противоречие со временем с углублением в него, превращается в неразрешимое: в отношении любого предмета познания можно с одинаковой степенью уверенности констатировать, что сама форма существования данного предмета как неразрывно связана с игрой, так и не имеет к игре никакого отношения.
Выход, который находит рассудок - дифференциация самого понятия игры, нахождения тезауруса игрового для того или иного явления, классификация и прочее (ссылка на Э. Берна), но опять же, при большем приближении оказывается, что приходится заново классифицировать мир, но только при этом приписав ему игровое значение, поставив его в область игрового, классифицировать, как игру. И вот уже ваша позиция, как это обычно бывает при недоказуемости тезиса рассуждения, превращается в личную веру и убежденность, появляется субъективная аксиоматичность бытия суждения, трансформирующаяся в субъективность доказательства.
Конечность суждения нетрудно пролонгировать каждому - изолированность убежденности и апеллирование все к тому же рационализму (ссылка на Рассела в части рациональности), использование удвоенного предмета анализа в доказательстве метода познания, или наоборот.
Сделать из игры «вещь в себе», или свести к игре ума в области невыражаемого через вербальность - практически все, что доступно для всестороннего универсального анализа, современно – научного анализа.Нам видится возможность несколько другого подхода в познании игры.
Прежде всего, посмотрим на проблему как на содержание внутреннего и внешнего по отношению к самому познанию.
Первое, что я делаю: признаю себя полноценным изолированным субъектом познания, то есть таким субъектом, самодостаточность которого в области мысли совершенна, - ведь могу же я высказывать суждения о мире, оставшись один из всего мира?
Этакое чудо Робинзона Крузо.
Второе - ограничиваю область познания. Данная область, очевидно, изолирована рамками:
1. Известного мне, как субъекту общей возможности познания на момент признания совершенным (скорее уже завершенным), - складывается из области достигнутого человечеством в области мысли на момент моего признания. И того, что есть интуитивного в познании, - все то знание о незнании, которое приобретается мною, как части когнитивного предела познания.
2. Разницы, складывающейся из доступности в рамках « здесь и сейчас», и областью вычитания возможного познания массы вариантов развития ситуаций познания для тех, кто на момент моего признания себя субъектом полноценного (завершенного познания) находился в процессе становления своих научных разработок, их корреспондирования и прочее. Ведь Тойнби учит тому, что исторические процессы имеют форму стремительно развивающейся неизвестной болезни - к своему завершению они не только вбирают в себя причинность, уничтожая ее для отдельного познания, но так же и обескураживают врачей, выставлявших ошибочный (как правило, для истории) диагноз при начале заболевания
3. Спрашивается, могу ли я в данной области произвести анализ игры таким образом, чтобы результаты данного анализа могли быть пролонгированы мною в отношении:1.Неопределенного будущего.2. Настоящего и прошлого, в том числе и недоступного моему познанию, в силу простого незнания о возможности познания именно в данной области.Ответ может быть отрицательным только в том случае, если область моего интереса расположена в непосредственной причинности социума, как часть социума, то есть то, что существует как минимум при двух субъектах познания, при одном субъекте меняет свою экзистенцию в качественности познания и субстрат. Можем ли мы сказать, что именно таким объектом является игра?
Игра как общественный объект. Как то, что существует только в отношении двух и более лиц; как то, что никогда не может совпадать в качественности своего познания, при анализе у двух и у одного субъекта. Как то, что не может быть представлено вне социума, имманентно присуще ему? Именно здесь предпочитаем обратиться к опыту наших коллег, и находим обескураживающее, точное«нет» , более того, в области возможности определения человеческого можно ответить, что игра ни при каких обстоятельствах не может быть отнесена к продукту деятельности человека в универсуме истолкования своих значений.
Игра является именно тем, что может существовать не только в области одного человека (правда человек ли он, если он совершенно один?), скажем точнее, в области одного единственного субъекта познания, но и в области отсутствия вообще человека. Можно даже сказать, что это именно то, что есть мостик между животным и человеком, если бы не закон обратной перцепции (человек находит в животных исконно человеческие черты, или то, что необходимо присутствует и в самом человеке). 4
Итак, выполнив предписание хитрого дельфийца, оставив из объектов познания только самого себя (или -расширив самого себя до когнитивного предела) обратимся к той самой дилемме, которая обозначена в заглавии нашей работы.
В чем отличие игры в случае признания ее объектом исследования и в случае использования игры, как метода познания. И вообще правомерна ли такая постановка вопроса в области корректности изучения, исследования? В случае, если мы признаем игру предметом (объектом) исследования, нам необходимо ограничить (задать границы) восприятие данного предмета. Чем может быть ограничено восприятие? В первую очередь, как известно, способностями субъекта и исследования. В нашем случае мы исследуем игру в отношении «Универсум - объект». Итак, в данной связи игра предстает как объект познания, ограниченный универсумом знания.Выступая как предмет познания, она необходимо должна быть познаваема в части самое себя, либо целостно.
Познание, выступая, как форма отношения между предметом и объектом познания, по качественности оценки, устанавливается в данном случае через идеальное начало (умозрение), так как эмпирическая проверка в рамках нашего эксперимента вряд ли возможна, как впрочем и в режиме реального процесса – игра вынесена за пределы материального субстрата, эмпирическое познание здесь теряется в догадках (все та же изолированность).Выступая предметом, игра ограничена свойствами, при этом теми из них, разрушение, или утрата которых влечет за собой невозможность констатировать бытие (вплоть до возможности высказывания по данному предмету). И что же нам приходится делать?
Нам приходится прийти к необходимости выделения именно игры, как игры? Помните, мысль должна быть последовательна в процессе своего высказывания. Итак, что же есть то, что только и есть игра и ничто более? Множественность форм возможного определения поражает: сначала воображение, затем рассудок. Интересно то, что даже в области мысли, в области одиночества и схеме перцепции «мысль – мысль», нам приходится констатировать все то же противоречие очевидности, с одной стороны, все, что бы мы ни рассматривали, с одинаковой степенью достоверности можно признать игрой, и с одинаковой степенью достоверности этому можно подобрать опровержение.
Невольно вспоминается характеристика бытия в возможности по Аристотелю, а именно та область бытия, в которой каждое из противоречий имеет одинаковую возможность существования в области актуально сущего.Невольное сравнение выводит нас на достаточно удачную формулу познания. А именно, что есть критериобразующее начало в предметности суждения о чем-либо, в частности, - об игре? Не несу ли я, как завершенный субъект познания, с собой формы снятия противоречий, которые в области мысли лишь воспринимаются, как отражение реального, но на самом деле с течением времени утрачивают актуальность для познания: то, что обычно бывает свойственно философам – переоценка ценностей.
Действительно, может ли игра существовать идеально, именно, как идея, как то, что не находит перехода в действительность, помимо реализации самое себя, при этом, качественность данной идеи не претерпевает изменения – то есть полностью идеальный субъект, на идеальность которого воплощение в действительность никоим образом не влияет. Представим себе, что в природе вымрут все уссурийские тигры, что от них остается в конечном счете? Именно идеальное бытие, память, образ, то, что было в свое время бытием в возможности переходящем в действительное (чувственная перцепция, контакт с данным тигром), а теперь только бытие в возможности (бытие мысли, идеальное бытие) данного животного, которое может переходить в чувственную перцепцию только в части реализации восприятия самореализованного относительно самое себя бытия в возможности (кинофильмы, картины, рассказы об уссурийских тиграх и прочее).
Таким образом, бытию уссурийских тигров как целостной парадигме бытия, при исчезновении самих тигров с лица земли, будет нанесен ущерб. И этот ущерб будет называться изъятие из парадигмы бытия актуально сущего, субстрата предмета, данного в рамках чувственной перцепции, при точной внечувственной идентификации предмета чувствования.Возможна ли подобная ситуация для игры? Можно ли сказать, что игру можно лишить субстрата? Лишить бытия в действительности, воплощения? При всех формах высказывания мы не можем позволить себе такого допущения, по той простой причине, что ни с каких точек зрения данная ситуация невозможна.
Даже если отказаться от всех форм игр, как игр (заметим как множественность сопутствует понятию игры, порой это даже неотличимо). Мы приходим к тому, что игра всегда есть, она сопутствует способности бытия, способности быть. Это то, что невозможно свести к субстрату, к форме, что нельзя ограничить рамками, и формами, он есть, как заданная способность, но при этом вне определения и не связанное рамками настоящего. Игра есть пока она есть, но когда ее нет, это не означает, что она отсутствует, как игра.
Она есть, но только… не в рамках нашего «здесь и сейчас», и именно это и есть принцип удовольствия, именно это и есть сердцевина обидного «вы - вне игры», вне бытия, вне нашего круга, не с нами. И вообще, чем больше вы вне, тем меньше Вас.Игра как потенция, игра как способность, игра как желание состояния игры, состояния удовольствия, азарта - тезаурус ли это определения игры? О нет, конечно нет. Мысль подсказывает нам, что и сама она тоже игра, только игра еще более интересная, в которую можете поиграть только вы один: ваши мечты, иллюзии, самообманы, уверенность и прочее. Н
аконец, именно игра восстанавливает мысль, как бы возвращая ее к самое себя через форму обретения самое себя)Где-то искаженный принцип логики шепчет: не игра в представлении о ней через формируемое ею представление, а форма, возникающая благодаря игре, через игру. Да, действительно, почему не допустить возможность изучение не игры, а формы явления притом, что игра есть заданное для этой формы. Соответственно через игру можно познать форму, так как игра как минимум входит в часть тех признаков формы, уничтожение которых влечет за собой разрушения самой формы (сущности явления)?
Таким образом, игру можно познать через познание на основе явления, которому эта игра присуща как начало формообразования? Вопрос, верность ответа на который, зависит от точного знания вопросов структуры бытия. Ибо именно через структуры бытия чего-либо можно определить частичность игры в данной форме бытия, а, следовательно, и утверждать, что игра есть метод познания мира.Рассмотрим возможность понимания игры в контексте хаотичности и стабильности процесса познания.
Как мы уже отмечали, презумпция изолированности, отдельности познания игры как самостоятельного объекта познания влечет за собой бесконечное удваивание предметов познания, притом, что в целом данное удваивание также означает возможность противоречия ему: с одной стороны, - все игра, с другой стороны – все, в чем признана игра, есть в то же время и внеигровое. Причем здесь нельзя сводить все к противостоянию проблем «игра - серьезное», так как последнее выступает все же имманентностью объекта, за которым может быть признана самостоятельность, а игра пока нами самостоятельной категорией бытия не признана.Но в случае рассмотрения игры как объекта познания, нам необходимо принять во внимание то, что игра существует в некоторой области изолированно, как универсум данности восприятия. Эта множественность понятия - игры.
Теория строится следующим образом: если мы изучим тезаурус игрового, как игр, то мы можем говорить о познании игры… Ошибочно, так как любая игра – произвольно изменяемое явление на основе договоренности (либо полной произвольности в области мысли одного человека) участников. Таким образом, следует признать одним из основополагающих признаков познания игры - ее изменчивый характер; более того, хаотичный характер по отношению к любому моменту настоящего при анализе ее как самостоятельного явления.
Хаотичность познания. Плюс то, о чем мы говорили, - игра в представлении через сумму явлений (понятий абстракций), которым возможно приписать свойственность игрового, игры.И, конечно же, необходимо принять во внимание еще и средства выражения - например, язык. Является ли язык игровой формой, игрой? Тысячи раз да, и тысячи раз нет , скажем так: хаотичность познания игрового элемента складывается таким образом, что не было дано ни одного объяснения, определения игры, которое стало бы вторичным и идеальным бытием данного «предмета познания», то есть таким бытием, знание которого необходимо в отношении познания самого «предмета познания».
Иными словами, игру как вынесенность за конкретику правил непосредственной конкретной игры (опять что это такое), нет необходимости специально изучать, и нет той области, которая была бы срезом познания в данной предметности, как например, в отношении других объектов реальности (профессия - необходимая сумма идеального к реальному). Отсутствуют алгоритмы познания, схемы познания игры, так как все это не нужно, ибо всегда можно непосредственно обратиться к эмпирическим формам познания игры - стать участником той ли иной игры. И заметим - понимать игру (конкретную игру), вне формы участия в ней, так же невозможно (попробуйте теоретически, ни разу в жизни не используя карт, поиграть в покер, сами с собой, так сказать, теоретически, испытывая при этом азарт и прочее).
Игра выступает как синкретичное соединение идеального и реального? Та область, которая практически столь же реальна сколь и идеальна на практике? И, конечно же, игра как метод познания, как то, благодаря чему возможно прикосновение к идеальному началу бытия, а, следовательно, уяснения значения той ли иной парадигмы бытия, проникновение в сущность предметов, ведь в них всех есть игровое начало, хотя бы в вербальной перцепции? А все остальное – разница точек зрения (для кого серьезно, у кого ветер в голове, кому вообще все кажется забавным в этом мире)?..
Нет, это слишком соблазнительный путь познания, во многом либеральный, во многом желательный для «скептиков от души», но все же неверный. Игра по той же причине, по какой она не может быть воспринята как самостоятельный объект познания, не может быть методом познания. Игра может быть объектом познания в мылиоб игре, но это всегда выхолощенное представление, проигрывающее непосредственности эмпирического восприятия, проигрывающее объективности игры, ее сущности как факта реальности.
Как метод, как то, что делает возможным познание, как методология познания, игра не существует, так как не существует возможности первичного исследования игры, с таким расчетом, чтобы создать непреложность представления о ней, которое можно было бы сделать аксиоматичностью, а, следовательно, - критерием познания. Получается все то же дублирование значений через удвоение предметности познания.Игра может выступать как элемент метода познания, притом, что в самом данном методе содержится универсальная элементность познания, то есть метод отвечает всему кругу возможного в пределе конечности познания.
Понимать игру, как часть такого метода, - задача будущего, возможно будущей науки. Но преимущества такой методологии, в случае ее разработки, можно спрогнозировать уже сегодня (как это сделано, например, в рамках людологии уже сегодня).Первое, что удается сделать на основе такой методологии – это вскрыть законы структурирования материи в форму, то, благодаря чему материя (мысль) переходит в форму. Можно будет описать тезаурус методов и приемов, благодаря которым происходит данный переход, что позволит структурировать и прогнозировать развитие социальных процессов.
Вторым достоинством является несомненное отсутствие удвоения значений применительно к пониманию того или иного круга явлений. Не придется постоянно тащить за собой хвост игрового начала (как в случае анализа самой игры, исходя из признания игры объектом исследования).
Являясь прекрасной эмпирической базой, игра как структурный элемент метода, как познанное и функционально определенное начало, позволит отказаться от обременительного, некорректного доказывания того или иного положения через сумму эмпирических фактов его якобы удостоверяющего. Формообразование значения, не имеет ничего общего с доказыванием его в рамках теоретизирования на заданную тему.Если «игровой метод» познания реальности будет создан, то он позволит совместить в себе как методологические, так и методические основы (познание через приобщение к игре, через игру).
Познание станет не только уяснением фактов и сведений о предмете, которые стали известны в процессе снятия информации к определенному моменту на отрезке времени, а формой живого (с точки зрения эмпирического опыта, школы жизни) уяснения причинно-следственных связей идеального и реального в их взаимодействии.Таким образом, в будущем, на основе изучения игры, в составе метода познания, использующего последнюю для познания явлений, можно будет создать достоверную пропедевтику приобщения к знанию универсума явлений. Для этого в будущем предстоит определиться с ролью игры в познании и формообразовании значения того или иного реального начала, общими алгоритмами данной функции (если будет доказано ее наличие), конечными пределами познания (сфера бытия значений).
Перспективу данной методологии вряд ли можно переоценить (тот, кто будет владеть таким методом, сможет сделать из обычной интриги форму структурирования новой социальной материи, формы).
Р.П. Чернов - «Игра-объет анализа или элемент метода познания?»-//Рустам Чернов: Библиографический указатель/сост. Швидченко -Ростов Н\Д, изд. ЦВВР, 2001г ISBN-5-94153-025-0
Выделяют следующие формы вненаучного знания:
* ненаучное, понимаемое как разрозненное, несистематическое знание, которое не формализуется и не описывается законами, находится в противоречии с существующей научной картиной мира;
* донаучное, выступающее прототипом, предпосылочной базой научного;
* паранаучное - как несовместимое с имеющимся гносеологическим стандартом. Широкий класс паранаучного (пара- от греч. - около, при) знания включает в себя учения или размышления о феноменах, объяснение которых не является убедительным с точки зрения критериев научности;
MRNI "лженаучное - как сознательно эксплуатирующее домыслы и предрассудки. Лженаука представляет собой ошибочное знание. Лженаучное знание часто представляет науку как дело аутсайдеров. Иногда лженаучное связывают с патологической деятельностью психики творца, которого в обиходе величают "маньяком", "сумасшедшим". В качестве симптомов лженауки выделяют малограмотный пафос, принципиальную нетерпимость к опровергающим доводам, а также претенциозность. Лженаучное знание очень чувствительно к злобе дня, сенсации. Особенностью лженаучных знаний является то, что они не могут быть объединены парадигмой, не могут обладать систематичностью, универсальностью. Они пятнами и вкраплениями сосуществуют с научными знаниями. Считается, что лженаучное обнаруживает себя и развивается через квазинаучное; * квазинаучное знание ищет себе сторонников и приверженцев, опираясь на методы насилия и принуждения. Оно, как правило, расцветает в условиях жестко иерархированной науки, где невозможна критика власть предержащих, где жестко проявлен идеологический режим. В истории нашей страны периоды "триумфа квазинауки" хорошо известны: лысенковщина, фиксизм как квазинаука в советской геологии 50-х гг., шельмование кибернетики и т.п.
* антинаучное - как утопичное и сознательно искажающее представления о действительности. Приставка "анти" обращает внимание на то, что предмет и способы исследования противоположны науке. Это как бы подход с "противоположным знаком". С ним связывают извечную потребность в обнаружении общего легкодоступного "лекарства от всех болезней". Особый интерес и тяга к антинауке возникает в периоды нестабильности. Но хотя данный феномен достаточно опасен, принципиального избавления от антинауки произойти не может;
* псевдонаучное знание представляет собой интеллектуальную активность, спекулирующую на совокупности популярных теорий, например, истории о древних астронавтах, о снежном человеке, о чудовище из озера Лох-Несс.
Еще на ранних этапах человеческой истории существовало обыденно-практическое знание, доставлявшее элементарные сведения о природе и окружающей действительности. Его основой был опыт повседневной жизни, имеющих, однако, разрозненный, несистематический характер, представляющий собой простой набор сведений.
Люди, как правило, располагают большим объемом обыденного знания, которое производится повседневно в условиях элементарных жизненных отношений и является исходным пластом всякого познания. Иногда аксиомы здравомыслия противоречат научным положениям, препятствуют развитию науки, вживаются в человеческое сознание так крепко, что становятся предрассудками и сдерживающими прогресс преградами. Иногда, напротив, наука длинным и трудным путем доказательств и опровержений приходит к формулировке тех положений, которые давно утвердили себя в среде обыденного знания.
Обыденное знание включает в себя и здравый смысл, и приметы, и назидания, и рецепты, и личный опыт, и традиции. Обыденное знание, хотя и фиксирует истину, но делает это несистематично и бездоказательно. Его особенностью является то, что оно используется человеком практически неосознанно и в своем применении не требует каких бы то ни было предварительных систем доказательств. Иногда знание повседневного опыта даже перескакивает ступень артикуляции, а просто и молчаливо руководит действиями субъекта.
Другая его особенность - принципиально бесписьменный характер. Те пословицы и поговорки, которыми располагает фольклор каждой этнической общности, лишь фиксируют его факт, но никак не прописывают теорию обыденного знания. Заметим что ученый, используя узкоспециализированный арсенал научных понятий и теорий для данной конкретной сферы действительности, всегда внедрен также и в сферу неспециализированного повседневного опыта, имеющего общечеловеческий характер. Ибо ученый, оставаясь ученым, не перестает быть просто человеком. Иногда обыденное знание определяют посредством указания на общие представления здравого смысла или неспециализированный повседневный опыт, который обеспечивает предварительное ориентировочное восприятие и понимание мира. В данном случае последующей дефиниции подвергается понятие здравого смысла.
К исторически первым формам человеческого знания относят игровое познание, которое строится на основе условно принимаемых правил и целей. Игровое познание дает возможность возвыситься над повседневным бытием, не заботиться о практической выгоде и вести себя в соответствии со свободно принятыми игровыми нормами. В игровом познании возможно сокрытие истины, обман партнера. Игровое познание носит обучающеразвивающий характер, выявляет качества и возможности человека, позволяет раздвинуть психологические границы общения.
Особую разновидность знания, являющегося достоянием отдельной личности, представляет личностное знание. Оно ставился в зависимость от способностей того или иного субъекта и от особенностей его интеллектуальной познавательной деятельности. Коллективное знание общезначимо, или надличностно, и предполагает наличие необходимой и общей для всех системы понятий, способов, приемов и правил построения знания. Личностное знание, в котором человек проявляет свою индивидуальность и творческие способности, признается необходимой и реально существующей компонентой знания. Оно подчеркивает тот очевидный факт, что науку делают люди и что искусству или познавательной деятельности нельзя научиться по учебнику, оно достигается лишь в общении с мастером.
